Один из немногих плюсов чрезвычайной редукции русской политической жизни заключается в том, что у нас меньше копаются в грязном белье: где упразднена политика — нет свободы, но нет и грязи. Между тем именно педофилия была темой двух главных — и по крайней мере самых мерзостных — скандалов на пространстве бывшего СССР. О первом писали у нас мало, поскольку Прибалтика почти выпала из сферы нашего внимания. Уроженец Каунаса Драсиус Кедис (встречается и транскрипция «Кядис»), в прошлом «челнок» и мелкий бизнесмен, обвинил в педофилии судью Йонаса Фурманавичюса и бывшего политика, ныне бизнесмена Андрюса Усаса. Якобы свояченица Кедиса Виолетта Нарушявичене привозила к ним в гостиницу пятилетнюю дочь Кедиса, Дейманте, оставшуюся после развода с его женой. Получала за это крупные суммы. И там, в гостинице, взрослые дяди проделывали с ребенком чудовищные вещи, которые Кедис подробно описал в своем «Письме никому», обнародованном осенью 2008 года. Он требовал экспертизы и объективного расследования. Расследование это длилось 11 месяцев и результатов не дало. Физических повреждений у ребенка не нашли, и девочка в своих рассказах утверждала, что извращенцы ограничивались — не хочу во все это погружаться; косвенных улик (вроде психиатрической экспертизы, утверждавшей, что девочка не имеет склонности ко лжи) оказалось недостаточно, и тогда Кедис свершил правосудие сам. Или кто-то ему помог, расправляясь с судьей его руками.
5 ноября 2009 года был найден мертвым сначала Фурманавичюс, а потом и Виолетта Нарушявичене, рядом с трупом которой обнаружили выброшенную (либо подброшенную) «беретту», зарегистрированную на Кедиса. Сам он после этого ударился в бега — хотя его видели свободно гуляющим по Каунасу, — а потом тоже был обнаружен мертвым, жестоко избитым, в апрельском лесу близ родного города. Как он туда попал — до сих пор непонятно: лес грязный, мокрый, обувь на нем была чистая. Для довершения тайны подозреваемый в педофилии Андрюс Усас, который требовал с Кедиса миллион лит за клевету, погиб не менее таинственным образом — 15 июня прошлого года утонул в болотце, где взрослому по пояс и куда он ни с того ни с сего въехал на своем квадроцикле, а потом захлебнулся.
Вся эта история чуть не стоила отставки президенту и правительству: о том, что педофилам покровительствуют на самых высоких этажах литовской власти, писала вся оппозиционная пресса. Кедиса превозносили как национального героя. Разгневанные отцы наперебой предлагали ему кров и защиту — не только в Литве, но и в соседней Польше. «Письмо никому», полное грязнейших деталей и праведнейшего негодования, тиражировалось в прессе и блогах. Лишь потом стали всплывать дополнительные обстоятельства — криминальное прошлое самого Кедиса и его окружения, дела, которые вел Фурманавичюс (он вынес несколько обвинительных приговоров за контрабанду наркотиков и опасался мести)… Истерию, однако, было уже не остановить: в Литве создали даже несколько сайтов для приманки педофилов, где 12-летние девочки размещали объявление о готовности поучаствовать в «фотосессии». Все знают, что кризис ударил по Литве тяжело и больно. Здесь давно не было такой дружной ненависти к власти. Педофилия — отличный предлог для политического скандала, причем истинные обвинения практически неотличимы от мнимых. Да все они там педофилы, чего рассусоливать! Имеют наших детей, пока мы из кожи вон лезем, добывая им пропитание! Подобной риторики было навалом, и никого уже не занимал вопрос, кто такой в действительности Кедис и чем именно не угодил ему Фурманавичюс. Отголоски этой бучи — не разрешившейся ничем за невозможностью узнать истину после смерти главных участников конфликта — слышны до сих пор.
Вторая история — менее громкая и кровавая, но по-своему не менее трагическая — случилась в «Артеке» два года назад. Тогда Елена — жена Дмитрия Полюховича, сотрудника артековского пресс-центра, — обвинила его в регулярном сексуальном насилии над их приемными детьми, а также в предоставлении детей для участия в оргиях артековского начальства. Обвинение в педофилии было выдвинуто против Бориса Новожилова, гендиректора «Артека», и легендарного артековского врача Геннадия Рата, которому было на тот момент за 70; дети также опознали — или сказали, что опознали, тут уж теперь ни в чем не разберешься, — и Виктора Уколова, депутата Рады от блока Юлии Тимошенко. Именно из-за Уколова, который с Полюховичем дружил и в «Артеке» бывал, и разразился весь этот скандал, приведший к аресту Полюховича, выпущенного под подписку о невыезде лишь около полугода назад. Во время следствия опять-таки всплывали удивительные детали: оказывается, Елена Полюхович встречалась с политтехнологом Артемом Дегтяревым (человеком Березовского, как писали о нем в украинской прессе), намеревалась развестись с мужем и отсудить у него квартиру, а потому искала предлога для бракоразводного процесса, в котором все преимущества были бы на ее стороне. Со слов самого Полюховича известно, что его жена в детстве сама была жертвой сексуальной агрессии, а потому чрезвычайно болезненно относится к этой теме; подозревать мужа в педофилии она начала после того, как увидела, что дочь сидит у него на коленях и вместе с ним смотрит телевизор… Доказательством «педофилии» Полюховича стал обнаруженный в артековском пресс-центре альбом французской фотохудожницы Клодин Дори — там были фотографии артековцев, делающих зарядку или переодевающихся перед балетным конкурсом…
Вся эта грязь, едва не стоившая Полюховичу жизни и уж точно — карьеры, регулярно выливалась на страницы киевской прессы, пока в этом году пришедшая к власти Партия регионов (она некогда инициировала педофильский скандал посредством депутатского запроса Вадима Колесниченко) не закрыла комиссию по расследованию дела. Надобность в скандале отпала, показания детей оказались противоречивы, Елена Полюхович отказалась от очной ставки с обвиняемыми — короче, все закончилось ничем. Если не считать того, что поста лишился ни в чем не виноватый Новожилов да уехал из «Артека» любимый всеми доктор Рат. К этой истории у меня куда более личное отношение, поскольку «Артек» я люблю больше всего на свете, и я хорошо знаю и Новожилова, и Рата. Мне проще представить их всех людоедами, нежели педофилами. Хорошо знаю я и о том, что педофилия — любимый предлог для обвинения нелюбимого детьми педагога или неугодного родителям директора: если он обидел родное чадо, поставив двойку, самым легким способом изгадить ему жизнь и карьеру остается именно обвинение в педофилии. Гладил ребенка по голове? Беседовал в кабинете при закрытых дверях? Ходит с детьми в походы? Педофил, к бабке не ходи.
Педофилия с удивительной легкостью — хотя что ж тут удивительного, только дети нам еще и не по барабану, — заводит общество, превращает его в толпу жаждущих крови: вспомним хоть историю боксера Александра Кузнецова, забившего до смерти Бахтишода Хайрилаева. Хайрилаев, студент, гулял в новогоднюю ночь с друзьями и подругами; приемный сын Кузнецова бегал во дворе, хотя как он в новогоднюю ночь там оказался, при любящей и внимательной семье, — отдельный вопрос. Кузнецов увидел — впрочем, тут приходится верить только его показаниям, свидетелей не было, — что студент напал на его сына, уже лежал на нем; он и стал избивать педофила, не помня себя, и забил до смерти… Боксер был приговорен к двум годам и в августе прошлого года освободился по УДО. И опять всплывали любопытные факты его биографии — наркомания, скажем; но никого это особенно не заинтересовало — общественность требовала не только оправдать, а наградить Кузнецова. Потому что спас ребенка («и убил чурку», добавляли на некоторых форумах). А любой, кто осмеливался усомниться в версии обвиняемого, немедленно получал ярлык «защитника педофилов».
Дело даже не в том, что Дмитрию Медведеву потребовалось именно сейчас, ради популизма, при полном отсутствии знаковых успехов российского правосудия, при огромном количестве нераскрытых дел (хорошо хоть убийство Маркелова и Бабуровой раскрыли, несмотря на дружный вой правозащитников от нацизма), — провоцировать в обществе именно зверство, нерассуждающий, слепой гнев: эту эмоцию у нас любят. Не сказать, конечно, чтобы педофилия была главной российской проблемой, — но разбираться с ней надо, кто ж спорит. Иное дело, что разобраться тут крайне трудно: мало того, что все свидетели по определению ненадежны (да и жалко подвергать детей пыткам дополнительных дознаний), — подобные скандалы еще и апеллируют к самым сильным чувствам, которые разумом не контролируются: к родительскому инстинкту. Кто из нас не убьет кого угодно голыми руками за собственного ребенка?
В русской традиции вообще высоко ценится родственность: все, что делается ради детей, простительно. Родительские чувства — святыня: может, потому, что у нас мало осталось других святынь. Общество наше традиционно склонно к бессудным расправам, к оправданию героев вроде Калоева, вершащих собственное правосудие (и то сказать, при таком правосудии, как наше, — кто бы ждал иного отношения к народным попыткам восстановить справедливость?). Когда в обществе начинают играть на педофильской теме — это означает прежде всего, что кому-то нужно отвести эмоции толпы в безопасное русло, вызвать — и благословить! — выплеск неконтролируемой агрессии. А всех, кого эта агрессия заставит насторожиться, замазать в педофилии либо ее защите. Как видим, это несложно. Даже меня за обращение к этой теме кто-нибудь из «Наших» наверняка упрекнет в том, что я покрываю новых Гумбертов. И плевать, казалось бы, на «Наших» — но общество с готовностью поддерживает такие инициативы: оно ведь еще и потому так любит педофильские скандалы, что тема уж больно жареная. Любителей таких вещей у нас полно, и все они маскируют свое грязное любопытство под стремление соблюсти мораль. На самом же деле им просто очень интересно.
Тут.
