Иван Черезов.

— 18 ноября тебе исполняется 30, возраст по меркам спорта серьезный. Есть ощущение, что в команде ты являешься одним из лидеров?
— Наверное, отчасти какой-то авторитет есть. Во многих ситуациях у меня побольше опыта и, когда надо принимать решение, мне чуть проще. Да, становишься старше, и в сборной все в основном моложе, но все же про лидерство я бы не говорил. Наш вид спорта — индивидуальный. Каждый из нас — личность, сильный человек, каждый в любом случае лидер, поэтому я бы не акцентировал внимание ни на себе, ни на ком-то другом. У нас все достаточно ровно.

— Может быть и ровно, но на старт ты выходишь с лучшими показателями по итогам прошлого сезона — третье место в рейтинге IBU. В этом году замахнешься на «Большой хрустальный глобус»?
— Буду стараться, но главная задача на сезон уже поставлена — домашний чемпионат мира. Ханты для нас будут двойной нагрузкой. Это такой чемпионат мира, после которого мы проведем черту и будем подводить итоги: новый сезон, куча нововведений — тренер по технике, тренер по физподготовке, много новых креативных решений. А результаты Ханты-Мансийска должны показать, в правильном или нет направлении мы двигаемся. Если все будет хорошо, команда выступит великолепно, значит, мы на своей дороге. Если получится другой вариант, наверное, будут делать корректировки, чтобы результат был достигнут в 2014.

— Нет у тебя ощущения, что какой-то рубеж пройден и начинается новая эпоха? Не сезон, а именно четырехлетие перед Сочи.
— Знаешь, в последние месяцы я об этом не думал, а вчера вспомнил прошлый год. Тогда были цели, барьеры — отбор, попадание на Олимпиаду. Сейчас же, когда мы говорим друг с другом об отборе, особенного напряжения я не замечаю. Олимпийский пик пройден. Это такая вершина, которую ты взял, а дальше тебе уже не так страшно все остальное. Этот сезон был таким сложным и напряженным, что сейчас тем, кто уже прошел по этой дороге, не страшно идти еще раз.

— Кстати, о сложных дорогах. Ребята говорили, ты поднимался в Рамзау на ледник пешком? Там же 3 километра по голым скалам!
— Да, было дело. Был выходной, я собрался и пошел. Трасса-то такая не очень сложная, туристическая. Сначала идешь по тропинке, а потом немного по вертикали поднимаешься, по тросу. У меня давно было желание подняться, несколько лет собирался, ребят подбивал каждый сбор, но никто не хотел компанию составить. А тут погода хорошая и настроение — все сложилось. Не знал, куда иду, что ждет впереди — только направление. Но получилось интересно! Меня затягивает такой легкий экстрим. Было, конечно, немного страшновато, кое-где ведь даже по вертикали пришлось карабкаться.

— О чем в этот момент думал?
— Да балдел просто! Поднялся и захотелось еще дальше полезть, туда, где альпинисты. Был бы рядом кто-нибудь, кто мог подсказать — точно бы пошел. Затягивает это дело, засасывает по-настоящему.

— Иван, признайся, что прогулки по скалам — не единственное экстремальное увлечение. Разве не ты в предолимпийской Антерсельве мечтал на горных лыжах покататься?
— Горные лыжи я люблю! Но не просто спускаться и по сторонам смотреть. Видимо, у нас в крови уже потребность соревноваться. Если не с кем, то самому с собой. Съехал первый раз и потом, когда трассу уже знаешь, во второй раз едешь быстрее, третий — еще быстрее, четвертый — снова быстрее! Был даже случай, когда нас с Маковеевым карабинеры предупредили, что мы слишком быстро и опасно катаемся. Правда, сначала догнали кое-как (смеется).

— Так в итоге нарушил режим перед Олимпиадой?
— С одной стороны, желание было большое, к тому же у меня самого никаких опасений не возникало. Я в себе уверен и понимаю, где границы, которые переходить нельзя, но все таки в итоге отказались, перестраховались лишний раз. А вот 4 года назад в Италии мы с Максом Чудовым покатались. Оставались перед играми на сборах в Антхольце и с удовольствием опробовали местные склоны. Приехали на гору, начали спускаться, а там 2 трассы. Красная — сложная, черная — еще сложнее, и идут сначала вместе, а потом делятся. Мы встали наверху, посмотрели. Давай, говорю, направо, а он — нет, давай налево. В итоге как то получилось, что попали на черную. Я тогда за него сильно переживал. Всегда же так, когда трудная ситуация: о себе не думаешь — главное, чтобы никто другой не пострадал. Но в итоге хорошо спустились. Получилась даже такая тренировка — нагрузили ноги и после чувствовали себя великолепно.

— Ладно, лыжи еще нагрузку дают, а вот байк, который ты приобрел, чем может быть полезен?
— Ну, за байк уже предупредили. Сергей Валентинович (Кущенко — прим. М.Б.) не одобрил. Вообще, конечно, я очень давно хотел спортивный мотоцикл. Мне очень нравился весь этот антураж — дизайн, краски, мотоциклетные куртки, штаны, шлемы. Но только спортивный! Есть же разные мотоциклы, а мне нравятся именно гоночные. В этом году, наконец, позволил себе эту страсть, пусть и с большим трудом — супруга долго сопротивлялась, хотя разговоры шли не один год. В итоге взял измором (смеется). Мне нравится экстрим, но, с другой стороны, во всем должна быть мера. Я понимаю, что мой мотоцикл очень опасен, поэтому даже на 10% не использую его ресурс: езжу аккуратно, на дыбы не встаю. Просто катаюсь и получаю удовольствие от ощущения. Раз — чуть-чуть газ поддал, и он как пуля выстреливает!

— У тебя все-таки репутация спокойного, рассудительного человека. Откуда такая тяга к экстриму?
— Не знаю. Может быть, потому что я с детства соревнуюсь, а это всегда адреналин, волнение. Есть уже постоянная потребность.

— Соревновательного адреналина не хватает?
— Ну так полгода соревнуешься, а полгода-то без соревнований сидишь.

— Разве постоянное напряжение не утомляет? Мне кажется, после сезона наоборот должно хотеться закрыться в тихом домике с семьей на краю света и никого не видеть.
— Да нет, это как раз тоже позволяет отвлечься. Я и на машине люблю погонять, и в картинге, и на квадроцикле.

— Как много мы о тебе не знаем — байки, мотоциклы, скалы. Учебник по немецкому вот, смотрю, лежит. Учишь?
— Ну, я немецкий толком не знаю, так, на начальном уровне. В прошлом году с нами 3 месяца работал преподаватель по-английскому. Когда столько ездишь, надо хоть как-то общаться. Неприятно, когда не знаешь, не понимаешь, об элементарных вещах не поговорить. Поэтому я был очень рад учиться. Это тяжело, но достаточно заниматься 10-15 минут в день, и уже будет что-то в голове откладываться.

— И сейчас занимаешься?
— В прошлом году больше. Сейчас немного.

— Можешь сказать по-немецки «Я очень рад, что выиграл сегодня гонку»?
— Неет, по-немецки вряд ли. По-английски еще как-то. У нас был преподаватель-американец, который говорил, - когда идешь после финиша и журналисты у тебя что-то спрашивают, надо говорить «Exactly!». Правда, я так и не попробовал.

— Не очень корректное наблюдение, но вообще отсутствие языка — большая проблема российских спортсменов. И не только спортсменов. Не бывает стыдно?
— Бывает, конечно. Когда команда куда-то едет, приезжает в аэропорт, селится в отель, очень не хватает этого. Случается, что на соревнованиях происходит спорная ситуация, но когда никто из нас не говорит ни на каком языке, как отстаивать свои интересы? После финиша идешь, стоит куча журналистов из других стран, что-то хотят спросить, а мы для них как закрытые. Это неприятно, хотя они бы наверняка с радостью поговорили. Ото всех идет информация, а от русских самый минимум.

— Это такая характерная черта россиян?
— Наверное, правильно сказать — многих поколений россиян. Я помню, когда в 1989 году в школе мы выбирали, какой язык учить, у всех мысль одна была — «а зачем? нужен мне вообще этот язык?». Никто ведь никуда ехать не собирался. Мы же жили в закрытой стране. В Европе же все с малых лет знают, что страны открыты, туристов много, поэтому всем так или иначе надо общаться. Вот и учат. А у нас что было? Один русский язык на всю страну, и куда ты с ним поедешь? Вот сейчас уже ситуация меняется. Посмотри на тех, кто лет на 10 помладше — многие гораздо лучше образованны.

— Как тогда общаетесь с Кнутом?
— Помогают Оксана (тим-менеджер сборной — прим. М.Б.), Сергей Рожков, Егор (специалист пресс-службы — прим. М.Б.). Конечно, было бы чуть проще, если бы мы могли поговорить. С рабочими моментами все в принципе понятно, но было бы интересно пообщаться на какие-то другие темы.

— Как в целом оценишь работу норвежца? Сейчас болельщики поделились на 2 лагеря: одни говорят, что опытным профессионалам, технику не изменить, а вторые наоборот считают, что нужно что-то новое.
— Для меня, да и для всей мужской сборной, когда ты всю жизнь катаешься по одному сценарию, очень тяжело что-то менять. Когда ты только выходишь на тренировку, свежий и полный сил, у тебя есть возможность определенным образом поставить руку, ногу, контролировать корпус, но когда устаешь, трудно держать себя в этой технике. Думаешь об этом и становится в разы тяжелее. Но, могу сказать, что Кнут дает нам понятные и логичные советы с точки зрения механики, движения, инерции, экономии энергии. Подсказывает, как направлять силу, чтобы не гасить движение.

— Что-то взял для себя на вооружение?
— Когда Кнут только начинал что-то рассказывать и подсказывать, было тяжело. Как держать корпус, как держать руки и ноги — это все, во-первых, внимание, во-вторых, сила, в-третьих, напряжение. Но мы на каждой тренировке помнили о том, что он говорил, понимали и пытались делать. Результат пришел где-то через месяц — появились первые ощущения. Вся польза информации сразу стала понятна. Нельзя говорить категорично, хорош Кнут или плох. Каждому из нас надо просто понять для себя, что можно взять из его советов и использовать. Силой никто никого не заставляет. То, о чем он говорит — это работа не на месяц, два или три.

— Иван, не могу не спросить — почему в этом году принял предложение от Тюмени? Все-таки в Ижевске Иван Черезов был едва ли не главной спортивной звездой.
— Тюмень — хороший регион. Те люди, которые там работают, знакомы мне давно, и сделали очень хорошее предложение. Они приглашали и за год до Олимпиады, но я тогда отказался, поскольку чувствовал, что должен был доработать и выполнить обязательства. Было бы некрасиво, когда на тебя возлагают какие-то надежды, перед самым главным сезоном взять и уйти. Это было бы просто нечестно по отношению ко многим людям — тренерам, болельщикам, руководству региона. Тогда я сразу сказал «нет», а в этом году мне предложили такие условия, от которых тяжело было отказаться.

— Чувства вины не осталось?
— А почему должна быть вина? Я никого не обманывал, отрабатывал добросовестно, поэтому, когда поступило предложение, я первым делом пришел к руководству и все открыто рассказал. Нельзя же просто встать и уйти — хотя бы месяц нужно было подумать, все взвесить. Я общался, советовался, и в Ижевске уже были в курсе. Я считаю, что все честно сделал. Ведь предложения поменять регион начали поступать даже не перед Ванкувером — еще перед Олимпиадой в Турине мне предлагали уйти.

— Тебя так любят болельщики ижевские. Когда встречают дома, не говорят «Вань, чего же ты наделал»?
— Думаю, это потому, что у многих возникает такое чувство собственности. Как это так — наш парень и вдруг куда-то ушел. Правда, это проявляется в основном в индивидуальных видах спорта, вот в клубных все немного по-другому, все относятся спокойно. Хоккеисты уезжают в НХЛ, футболисты в Европу — и ничего. За страну-то я все равно за нашу бегаю.

— А живешь ты сейчас реально где?
— Реально в Ижевске, но наверняка перееду. Это было одним из условий перехода. Я сказал, что не сразу смогу это сделать, потому что все поездки, сборы и соревнования остаются в том же объеме, а перевозить семью в то место, где никого нет, слишком резко. Супруга сказала, что готова ехать куда угодно, но только тогда, когда я когда завяжу с биатлоном (смеется).

— А когда завяжешь, сам где хотел бы жить? Наверное, вообще куда-нибудь за границу уедешь?
— Нет, хочу жить в России.

— А как же милый домик где-нибудь в тихой Европе? 
— Нет-нет, даже никогда об этом не мечтал. Наверное, слишком много за карьеру наматываешься — всегда хочется домой.
http://www.biathlonrus.com/main/27132.html

Единственный, за кого болею в российской сборной.