Она как будто предчувствовала, что со смертью любимого кончится ее счастье. Последняя воля Нельсона не была исполнена: королевский двор никак не позаботился о любимой женщине адмирала, а все его имущество и пенсия достались официальной жене Фанни Нисбет и ее сыну. Эмма не получила ничего, кроме записанного на ее имя поместья Мертон-Плейс. Там она продолжала устраивать многолюдные приемы, стараясь показать нелюбившему ее свету, что у нее достаточно сил и средств, чтобы достойно жить и после смерти Нельсона. Однако скоро у дверей особняка выстроилась очередь кредиторов. И даже неожиданное завещание в ее пользу старого маркиза Куинсберри, тайно влюбленного в Эмму долгие годы, не спасло ее. Особняк маркиза в Ричмонде тут же был продан за долги. А вскоре пришлось продать и Мертон-Плейс. Леди Гамильтон перебралась на съемную квартиру. Чтобы спрятаться от проблем, она стала пить.

Летом 1813 года вдова дипломата Его Величества и возлюбленная национального героя отправилась в долговую тюрьму Кингс-Бенч. Десять месяцев она пряла бесконечную пряжу и щипала корпию для армии — в Европе продолжалась война с Наполеоном. Никто из бывших друзей не навестил ее и тем более не уплатил за нее долги.

С большим трудом адвокату Джошуа Смиту удалось собрать деньги для уплаты залога и вызволить свою подопечную из тюрьмы. Рискуя репутацией, он устроил ее побег во Францию, где Эмма поселилась вместе с дочерью Горацией в порту Кале. Жизнь леди Гамильтон вдали от родины была недолгой и несчастливой. У нее совсем не было денег, и она жила подаянием иногда появлявшихся в Кале английских моряков. Они подкармливали ее и Горацию из жалости: слухам о том, что эта древняя старуха — хотя Эмме тогда еще не было пятидесяти — была любимой женщиной легендарного адмирала Нельсона никто не верил. Те же моряки проводили ее в последний путь, когда 15 января 1815 года Эмма Гамильтон умерла от водянки. На чердаке убогого дома, где это случилось, они нашли портрет адмирала и связку его писем. Только благодаря этой находке и стало известно, как закончилась жизнь самой знаменитой куртизанки Британии.

Автор: Эрлихман Вадим

Может от небольшого ума и недальновидности? Живут одним днем , а то , что завтра тоже будет день они не думают.[взломанный сайт] ( это во мне приземленная телка говорит[взломанный сайт] )
Нельсон не позаботился ни о дочери , ни о любимой. Эмма растранжирила все что было, ни мало не заботясь о том . что голодать будет не только сама , но и ее ребенок.... Странные люди
К тому же они могли расторгнуть браки и пожениться. Однако продолжали мучить своих супругов подобным отношением.  [взломанный сайт]

Не из волчьей стаи

Императрица Елизавета Петровна, отправившая Анну Леопольдовну и ее семью в дальнюю ссылку, несколько раз запрашивала начальника охраны генерала Салтыкова: верно ли, что свергнутая правительница ведет себя с достоинством, не устраивает злобных истерик, не бросается на конвойных, не пишет уничижительных челобитных. Ей было непонятно, как можно потерять такую великую и сладкую власть и не жалеть об этом...

Дело было не только в несходстве темпераментов этих двух женщин, но и в том, что они были сделаны из разного человеческого теста. Елизавете - незаконнорожденной дочери Петра I от лифляндской прачки Екатерины - никогда не было суждено понять Анны Леопольдовны, в жилах которой текла царская и герцогская кровь и которую нельзя было унизить, прошипев за спиной: "Выблядок", как это происходило с самой Елизаветой всю ее жизнь. Были и другие различия этих женщин, что каждый раз приводило государыню в ярость...

=============================================

Одержимый пробиванием окна в Европу, Петр Великий насильно сочетал браком всех своих юных родственников с иностранными – преимущественно немецкими – принцами и принцессами. Для русских это было несколько в новинку. До сих пор лишь изредка отправлялись русские царевны замуж за границу, а в большинстве своем шли в монастырь. А царевичей женили на русский боярышнях, причем выбирали самых красивых, самых здоровых и целомудренных.

Сына своего Алексея – от первой жены – Петр Великий женил на немецкой принцессе Шарлотте Волфенбиттельской, поразившей Петра своим умом и тягой к знаниям. Ни Алексею, ни Шарлотте это счастья не принесло. Несчастная принцесса Шарлота умерла от преждевременных родов, до смерти напуганная пьяным припадком супруга.

Племянницам своим Петр так же нашел иноземных мужей.

Первой он выдал замуж среднюю из племянниц, угрюмую Анну – за Фридриха-Вильгельма Курляндского.

Старшую из трех племянниц – свою любимицу, красавицу Екатерину – государь выдал за Карла-Леопольда Макленбургского. К ней первой сватался герцог Курляндский, но «свет-Катюшке» (так называл ее, любимую за веселость и пристрастия к танцам и ассамблеям, Петр) он не понравился решительно, и ему пришлось довольствоваться наименее привлекательной из трех сестер. Вот герцог Макленбургский пришелся «свет-Катюшке» по нраву. Он тоже любил и умел танцевать. И смешил ее разнообразными анекдотами из жизни европейских королевских дворов, а Екатерина любила от души посмеяться! Правда, накануне их первой встречи в петербургском небе видно было северное сияние – явление достаточно редкое, а для большинства русских и европейцев и вовсе необычайное! Сам Петр записал об этом: «Правда, хоть натуральное то было дело, однако зело было ужасно видеть». Царица Прасковья увидала в том дурное предзнаменование для будущего супружества Екатерины. И, как это ни странно, оказалась права.

Одна только младшая, Прасковья – хрупкая, болезненная и глубоко религиозная девушка – проявила твердость и решительно ответила дядюшке, что ни за какого немца замуж не пойдет, а уйдет в монастырь, как и положено русской царевне. Уж на что грозен был Петр Великий, а уважал сильных и гордых людей. И принуждать к замужеству Прасковью не стал. И, пожалуй, из трех сестер она оказалась самой счастливой…

Герцог Курляндский, обвенчанный с Анной в Петербурге, умер безвременно по дороге в Митаву. Анна – будущая царица Анна Иоанновна — осталась бездетной вдовой. Петр не позволил ей вернуться в Петербург, ей пришлось поселиться в Митаве, где жилось ей не слишком привольно, приходилось терпеть много обид и притеснений…

Супруг же Екатерины оказался настоящим домашним деспотом. Получив за женой неплохое приданое – и ежемесячно получая из России ее «содержание», он проявлял в отношении жены невероятную скупость, и избалованной роскошью русской царевне на чужбине частенько не хватало денег даже на самое необходимое, так что она часто обращалась с просьбами к матери, которая и ссужала ее деньгами. Но если бы он ограничился только этим! Карл-Леопольд отличался не только скупостью, но еще и взрывным темпераментом. И собственной царственной рукой он нередко отвешивал оплеухи своей царственной супруге, опять же к такому обращению не привыкшей и чрезвычайно от этого страдавшей. От постоянных переживаний бедняжка начала хворать. Беременность только усугубила ее болезненное состояние – при том, что ожидаемое появление наследника ничуть не смягчило нрав будущего отца…

7 декабря 1718 года у Екатерины и Карла-Леопольда родилась дочка, крещенная Анной в честь тетушки – будущая царица Анна Леопольдовна.

После родов Екатерина долго болела, ее мучили постоянные судороги в ногах, боли в животе, длительные кровотечения. Карл-Леопольд был недоволен рождением девочки и относился к Екатерине все хуже и хуже. Время от времени она спасалась в гостях у сестры Анны в Митаве. Оттуда она слала матери Прасковье Федоровне и дяде Петру Великому жалостные письма, умоляя избавить ее от тиранства супруга. Прасковья Федоровна, переживая за дочь, в свою очередь писала Петру и даже его супруге, «невестушке Екатерине», и многие из этих писем сохранились: «Прошу у вас, государыня, милости, — писала она 23 апреля 1721 года, — побей челом царскому величеству о дочери моей, Катюшке, чтоб в печалях ее не оставил в своей милости; так же Ир ты, свет мой, матушка моя невестушка, пожалуйста, не оставь в таких ее несносных печалях».

Царь Петр внял мольбам любимой племянницы и принялся звать ее в Россию, но муж не отпускал, опасаясь – и вполне справедливо – что из России она уже не вернется, а он окажется лишен значительного ежемесячного содержания, согласно договору полагавшегося его жене. Он даже пытался сдерживаться, по крайней мере, перестал бить жену, хотя по-прежнему мучил ее своей скупостью. Да и сама Екатерина то решалась ехать, то пугалась вдруг, что в России ее положение окажется еще хуже, чем здесь… Она все-таки привыкла уже к определенному европейскому комфорту, которого в деревянном, продуваемом всеми ветрами Петербурге ей не приходилось видеть.

Царица Прасковья, в свою очередь, старалась уговорить дочь и заманить ее к себе, тревожась за ее будущее и не желая, чтобы внучку воспитали «немкой».

Сначала внимание , как на женихе,  остановилось на маркграфе бранденбургском Карле, родственнике прусского короля, и начались уже переговоры по этому поводу, вскоре, впрочем, прекратившиеся, так как перевес оказался на стороне принца брауншвейг-беверн-люнебургского Антона-Ульриха, племянника австрийского императора Карла VI. Благодаря представлениям венского Двора и стараниям Левенвольде и Остермана, надеявшимся заключением родственного союза с Австриею упрочить положение в России немецкой партии, Императрица согласилась на приезд принца в Петербург, который и прибыл в столицу . Несмотря на то, что девятнадцатилетний Антон-Ульрих своей внешностью, худобой и малым ростом, а также неловкостью и застенчивостью, произвел неблагоприятное впечатление и на Императрицу, и на будущую свою супругу, Анна Иоанновна, не желая огорчить австрийского императора, оставила принца жить при русском Дворе и приняла в русскую службу.

Несмотря на все старания сблизиться со своей невестой, принц постоянно встречал с ее стороны только холодность и явное нерасположение.
Убедившись в полном равнодушии принцессы к Антону-Ульриху, Бирон задумал женить на ней своего старшего сына Петра и, таким образом, проложить своему потомству путь к российскому престолу. Бирон старался действовать осторожно, боясь раздражить австрийский императорский дом. Он оказывал любезное внимание принцессе и старался, как будто нечаянно, сводить с нею своего сына. Императрица, ничего не зная о намерениях своего фаворита, поручила ему выведать от принцессы — расположена ли она выходить замуж за Антона-Ульриха. Услыхав отрицательный ответ, Бирон поручил придворной даме и любимице Императрицы Чернышевой расположить принцессу к браку с его сыном.
Причем, фаворита императрицы не смутила даже разница в возрасте – Петр был моложе Анны на шесть лет.
«…он отправился к ней с визитом и сказал, что приехал сообщить ей от имени ее величества, что она должна выйти замуж с правом выбора между принцем Брауншвейгским и принцем Курляндским. Она сказала, что всегда должна повиноваться приказам ее величества, но в настоящем случае, призналась она, сделает это неохотно, ибо предпочла бы умереть, чем выйти за любого из них. Однако если уж ей надо вступить в брак, то она выбирает принца Брауншвейгского».
"Я много думала и испытывала себя. Во всем готова слушаться Императрицу и соглашаюсь выходить за брауншвейгского принца, если ей так угодно"
Этот ответ обрадовал Государыню: наступала, наконец, развязка так долго тянувшегося дела. По словам Бирона, Императрица при этом говорила: "Конечно, принц не нравится ни мне, ни принцессе; но особы нашего состояния не всегда вступают в брак по склонности. К тому же, принц ни в каком случае не примет участия в правлении, и принцессе все равно, за кого бы ни выйти. Лишь бы мне иметь от нее наследников и не огорчать императора отсылкою к нему принца. Да и сам принц кажется мне человек скромный и сговорчивый".

Пышная свадьба состоялась летом 1739 г. Анну Леопольдовну сопровождала сама императрица. Они ехали в огромной открытой карете, позолоченной и искусно украшенной. Их окружали всадники на роскошно убранных иноходцах, множество лакеев в ливреях шитых золотом, скороходы и пажи. Свадебная церемония длилась с девяти утра до позднего вечера, а празднества по случаю бракосочетания продолжались целую неделю. Сменяли друг друга парадные выезды, выходы, балы, концерты. Молодые были все время на виду, везде присутствовали и соблюдали торжественный церемониал. Одно из его предписаний требовало носить придворное платье из затканной золотом парчи, весьма плотной и необычайно тяжелой. Корсаж платья, как броня, сковывал тело, не позволяя свободно дышать и двигаться. Высокая прическа из собственных и накладных волос на специальном каркасе, обвитая нитями из драгоценных камней, весила не один килограмм.

Но и после свадьбы Юлия Менгден имела столь полную власть над разумом и сердцем принцессы, что распоряжалась даже, когда молодым супругам следует провести ночь вместе, а когда – нет. Собственно говоря, Анна Леопольдовна сожительствовала с мужем всего шесть дней в месяц и только ради рождения наследника. Причем, по воспоминаниям очевидцев всякий раз, когда Юлия впускала Антона-Ульриха к ней в опочивальню, принцесса принималась истерически рыдать и Юлии приходилось подолгу утешать ее поцелуями и нежными словами.

Понятно, что прежде всего молодой муж был не в восторге от сложившейся ситуации. Да и вообще – мало кто при дворе понимал странные отношения Анны Леопольдовны и Юлии Менгден. И сама Анна Иоанновна заподозрила свою племянницу и ее фрейлину в противоестественных наклонностях. Правда, в те времена, а тем более – в России, имели весьма приблизительное понятие о том, что такое лесбиянство. Настолько приблизительное, что даже считали, будто одна из пары лесбиянок непременно должна быть чем-то воде гермафодита, то есть иметь зачатки мужских половых органов. Поскольку у Анны Леопольдовны их не было наверняка, ведь всякую принцессу осматривали перед свадьбой доктора, для того, чтобы разобраться со своими подозрениями, императрица приказала провести освидетельствование Юлии Менгден… Которое, разумеется, показало, что Юлия – в физическом отношении нормальная женщина, к тому же еще и девица.

Теперь уже не понятно, что это было: действительно любовная связь, или просто пылкая сентиментальная дружба, очень распространенная и в XVIII веке, и в XIX веке, и даже в начале ХХ.

Антон-Ульрих был человеком недалеким и к тому же кротким, так что он в конце концов смирился с установленными Юлией правилами для его визитов в супружескую спальню. К тому же псовая охота и муштровка солдат интересовали его гораздо больше, чем близость с женой. И очень скоро он так же, как и сама Анна Леопольдовна, склонился к тому, что исполнение супружеских обязанностей необходимо лишь ради продления рода. Говаривали даже, что они вовсе не разговаривали друг с другом. Зато дети у них рождались регулярно. В 1740 году – Иван, в 1741 – Екатерина, в 1743 – Елизавета, в 1744 – Петр, в 1746 – Алексей…

Малолетний император Иван Антонович с матерью Анной Леопольдовной.