Счастье Марии длилось не долго. Мануэль Сиснерос как-то неловко повел торговые дела, влез в долги, и в конце концов его застрелили – в назидание другим должникам. Мария с двумя детьми оказалась буквально на улице: дом отняли и продали за долги. Казалось, они все трое обречены были погибнуть вслед за мужем и отцом... Ибо как одинокая женщина может прокормить себя и детей?
Мария была потрясена гибелью мужа. Она надела траур и не снимала его уже до самой своей смерти: черное платье и черный чепец с плотной скрывающей лицо вуалью. Но как бы она не страдала, а надо было обеспечивать нужды детей, и самой на что-то жить.
И где ей растить Гертрудис и Мануэля? В комнате дешевой гостиницы, которую они занимали втроем, где не было даже элементарных удобств?
И что же ей делать? Вернуться к проституции? Но она была уже далеко не молода: двадцать семь лет, почтенный возраст для мексиканки! Да и не могла она позволить чужим мужчинам осквернять тело, которое очистил своей любовью Мануэль. Нет, ей легче было убить себя и отдать детей попечительству церкви.
Однако и на это она не могла решиться: Мария обожала своих малышей и хорошо представляла, каково это – жить в нищете, без материнской защиты... Когда-то, в первый раз приложив к груди свою дочку, дона Мария смотрела на нее и радовалась, уверенная в том, что малышка Гертрудис никогда не будет ни в чем нуждаться, никогда не повторит тяжелый жизненный путь своей матери. А Мануэль? Он даже не вспомнит своего отца... Отца, который мечтал со временем отослать сына в университет, дать ему хорошее образование, чтобы Мануэлю были открыты все дороги!..
Нет, Мария должна была сделать что-то, чтобы спасти своих детей – и по возможности воплотить мечты Мануэля.
Может быть, даже переступить через себя, вернуться в публичный дом, а детям нанять в няньки какую-нибудь достойную пожилую женщину.
...С тех пор, как погиб Мануэль Сиснерос, Мария каждый день молилась и плакала в церкви.
Но в тот день она пришла просить у Пресвятой Девы не помощи и защиты, а совета.
«Надоумь меня, наставь, что я должна сделать, чтобы спасти моих детей! Я справлюсь сама, я сильная... Только наставь меня! Неужели я должна вернуться в дом греха, осквернять себя, чтобы прокормить их? Подскажи мне, поддержи меня, я готова на жертву», — шептала Мария, опустившись на колени перед статуей Девы.
И вдруг вспомнила о том, как во времена своей жизни в борделе она ловко обыгрывала всех в карты...
Неужели это был голос свыше? Могла ли Пресвятая Дева толкнуть свою заблудшую рабу к очередному греху – к азартным играм? Но ведь Пресвятая Дева так любит детей... А Мария просила не за себя – за своих малышей!
Вместо публичного прекрасная вдова отправилась в игорный дом.
Сначала Мария играла – и все время выигрывала. Ей удалось переехать из убогой гостиницы в приличный пансион и нанять женщину, которая приглядывала за детьми вечерами, когда Мария уходила играть.
Потом хозяин игорного дома предложил ей стать крупье. Присутствие за зеленым столом этой загадочной женщины в черной вуали, из-за которой Мария получила прозвище «La Tules Negro» (черная вуаль) или просто «La Tules», вызывало интерес игроков и повышало популярность заведения.
Pierre-Auguste Renoir
За несколько лет Мария накопила столько денег, что смогла не только купить дом, где поселилась с детьми, и большой сад при доме, где дети могли играть, но еще и открыла собственный игорный дом, который она назвала «Sala». Он сразу стал самым роскошным и престижным заведением, куда ходила развлекаться вся аристократия Санта-Фе. Бывали тут и заезжие американцы: именно они научили мексиканцев и Марию играть в покер. Новая игра сразу завоевала огромную популярность. Она была и проще, и азартнее, чем Монте. И главное – в ней было очень просто жульничать. По крайней мере, для такого ловкого игрока, какой была дона Мария. Многие до сих пор считают, что дона Барчело была еще и гениальным шулером. Настолько гениальным, что ее никто не смог разоблачить.
...Мария собиралась вечно хранить верность Мануэлю Сиснеросу, но сердцу не прикажешь – она влюбилась. И не в кого-нибудь, а в самого губернатора Санта-Фе, самого знатного из своих клиентов! Его тоже звали Мануэль – дон Мануэль Армижо. Он был женат, но все же – как и многие другие мужчины – не лишал себя удовольствия поухаживать за прекрасной и загадочной «La Tules Negro». И был несказанно счастлив, когда Мария ответила ему взаимностью и согласилась стать его любовницей.
Между тем, шел 1845 год и в соседних СШАк власти пришел 11-й президент Джеймс Полк, который пообещал своим избирателям, что расширит территорию Штатов за счет присоединения Калифорнии и Мексики – и выполнил обещание: американцы развязали победоносную для себя войну. Когда армия США приближалась к Санта-Фе, дон Мануэль Армижо подготовил город к обороне, собрал около 4 тысяч добровольцев. Он и сам собирался взяться за оружие. И вооружил двоих своих сыновей.
Марии их было очень жалко, эти юноши не так уж намного были старше ее собственного сына, и вот — готовы сражаться и умирать...
Да и своего второго Мануэля она могла потерять в этой войне!
Движимая отчаянием, Мария придумала хитрость. Она предложила губернатору впустить американцев в город, позволить им играть и пить в ее доме, пусть они почувствуют себя комфортно, расслабятся... А потом мексиканцы нанесут удар и всех из перережут!
Губернатору этот вероломный и кровожадный план очень понравился.
19 августа 1846 года город сдали без боя.
Между тем, хитрость была направлена не против американцев, а против жителей Санта-Фе и самого губернатора. Ведь Мария понимала, что американцы все равно завоюют Мексику, сопротивление приведет только к большим жертвам, но отстоять независимость все равно не удастся. Так лучше пусть хотя бы жители Санта-Фе не пострадают и постепенно привыкнут к присутствию американцев. Мария все время оттягивала срок запланированной резни, все время говорила дону Армижо, что еще рано... Пока не стало слишком поздно. Калифорния и весь Юго-Запад Мексики были присоединены к США.
Жители Санта-Фе осознали, как им повезло, что захват их города прошел бескровно. Но Марию Барчело они не простили за то, что она, обещая обмануть оккупантов, на самом деле обманула своих. Ей тут же припомнили, что когда-то она была проституткой. И дон Мануэль Армижо, чью жизнь Мария хотела спасти - и спасла! - с отвращением отвернулся от своей любовницы.
Конечно, Мария не была достойной патриоткой. Но ей можно простить чисто женское желание мира и покоя. В конце концов, она в первую очередь была матерью своих детей, а не любовницей воинственного губернатора. Можно понять, почему она хотела, чтобы город сдался без боя. Чтобы американские солдаты не сожгли ее дом, чтобы они не надругались над ее дочерью, скромницей Гертрудис, и чтобы ее сын, юный Мануэль, не должен был брать в руки оружие...
Она была прежде всего матерью – и ради детей готова была на предательство.
Возможно, со временем жители Санта-Фе поняли бы ее решение и простили.
Если бы только Мария Барчело не воспользовалась американским вторжением для того, чтобы поправить свои материальные дела, которые и без того шли неплохо!
Federico de Madrazo
Благодаря американским игрокам, заполонившим «Sala», дона Барчело сделалась настолько состоятельной женщиной, что давала в долг правительству США и финансировала дальнейшие военные действия против Мексики. И все это не прибавляло любви к ней. Но она продолжала жить в Санта-Фе, только отстроила себе роскошный особняк, окруженный высокой стеной с тяжелыми воротами.
Сына дона Барчело отправила учиться в США, в университет, как и мечтал Мануэль Сиснерос.
Дочь оставалась с Марией. К Гертрудис совсем не сватались местные – только американцы. Да и их, пожалуй, богатое приданое девушки интересовало больше, чем она сама. Но Гертрудис не хотела выходить замуж: она была очень религиозна и мечтала посвятить жизнь заботам о страждущих.
Мария очень сожалела о том, что ей не придется увидеть Гертрудис в белых кружевах свадебного наряда, не придется понянчить ее внуков. Утешалась она только тем, что Гертрудис так сильно любила мать, что не спешила с ней расставаться и уходить в монастырь.
Louis Auguste Schwiter
Умерла дона Мария 17 января 1852 года от туберкулеза, который был истинной чумой XIX столетья.
За год до своей смерти она составила завещание, согласно которому ее накопления отходили детям, но все ее недвижимое имущество, включая особняк и игорный дом, следовало продать, а деньги отдать церкви для помощи беднякам. Распоряжаться этим немалым состоянием должна была ее дочь, которую с удовольствием приняли в монастырь послушницей.
Дона Мария просила похоронить себя под полом собора, чтобы каждый идущий на молитву попирал ногами ее надгробную плиту: возможно, демонстрируя такое крайнее самоуничижение, Мария Барчело пыталась вымолить прощение у жителей Санта-Фе. Во всяком случае, в католицизме такой способ захоронения – у порога церкви или на пути к алтарю – выбирали люди, считающие себя грешниками и жаждущие искупления. Все ее желания были исполнены. Правда, старого собора уже нет, и надгробная плита исчезла, но на этом месте выстроили новый собор Святого Франциска, и в земле под ним лежит прах доны Марии Барчело, до сих пор попираемый ногами каждого молящегося.
Domenico Beccafumi
(Текст Елена Прокофьева . Подбор иллюстраций - я )
