— Мне было мало лет и я имела право по крайней мере ходить в школу. Вполне возможно, что есть много беженцев, которые хотели бы интегрироваться с первого дня, но им не дают разрешения на работу, и они просто сидят в этом лагере и ждут. Через пару лет такого ожидания всякое желание интегрироваться уже пропадает.
На самом деле среди политических беженцев довольно много бестолковых авантюристов, которые едут в Скандинавию, конечно, не от хорошей жизни, но и не от самой плохой. Если набрать в Яндексе что-то вроде «Норвегия иммиграция», по одной из первых же ссылок выскочит такой баннер: «Надоело? Измени свою жизнь прямо сейчас!» — и дальше телефоны контор, которые за деньги делают фальшивые свидетельства о пытках и избиениях в милиции, помогают сочинить легенду и объясняют, что надо говорить на собеседовании с целью получения политического убежища. Тут же подробно описывается, какая офигенная страна Норвегия, какие там высокие социальные пособия и как гуманно это государство обращается с беженцами. Разумеется, все это довольно быстро раскрывается, в результате несостоявшийся беженец, получив отказ в статусе, превращается в нелегала и может легко присоединиться к этническим преступным группировкам. Поэтому в глазах норвежца «нелегальный иммигрант» — синоним «преступника».

Она хотела выиграть по-честно­му — и проиграла, чем в очередной раз доказала, что никакой она не нелегальный иммигрант, а настоящая норвежка.

возможность внести в иммиграционное законодательство поправку, которая будет касаться фактически одной только Марии Амели — что-то вроде «отмены запрета на повторный въезд в страну для нелегальных иммигрантов, проживших в Норвегии 9 лет, получивших высшее образование и написавших книгу».