Без детей: 7-14 марта 2011 года

30 мая 2011 в 0:19

В этой статье я продолжаю свою хронику с 7 марта, стараясь воздерживаться от каких-либо суждений и опуская эмоции.

Накануне маленький сын рассказал мне, что отец с друзьями были в моей квартире (сын был с ними). Поверить в это было непросто. Но к этому времени я уже доверяла своему сыну полностью и знала, что он говорит правду, просит моей помощи. Я сразу позвонила в Барневарн и рассказала о вторжении сотруднице, которая ведет мое дело. Она сказала, что подумает, как и чем нам можно помочь.

7 марта из органов по защите детей позвонила прикрепленная ко мне дама, сказала, что мы в опасности и нам следует скрыться в кризис-центре. В кризис-центр принимают женщин с детьми, которым негде жить, некуда уйти, а у нас есть отдельное жилье. Поэтому нам отказали, но сотрудница Барневарн созвонилась с ними и подготовила нам место в кризис-центре Осло только на одну ночь. Эта же дама из Барневарн сообщила, что на следующее утро мне надо явиться с детьми в их контору к 9 часам, то есть надо было ехать из Осло с детьми обратно в нашу деревню на беседу с Барневарн за 60 километров.

В 9 утра 8 марта мы были в Барневарн. Просидели на собеседовании в этой конторе около пяти часов. Две дамы беседовали со мной и с детьми, то уходили, то приходили. Дети очень устали (мы ведь плохо спали всю ночь и не ели) и стали капризничать. Барневарновские дамы объясняли долгое собеседование тем, что они ищут решение, как нам помочь. Примерно к часу дня Барневарн определились и предложили мне съездить к участковому врачу на машине сотрудника, а деткам предложили еще поиграть в комнате для переговоров. Но как только мы с сопровождающей меня дамой вошли в медицинский центр, старший сын мне позвонил и сказал, что их везут в другую семью.

Я позвонила адвокату, которого нашла только пару недель назад в областном центре, его телефон был в моем мобильнике, и попросила его поговорить с сотрудницей Барневарн, но та не стала комментировать моему адвокату ситуацию по телефону. Участковый врач уже была в курсе дела и разговаривала со мной минут 10, в основном, о том, что надо забрать бумаги из полиции, потому что это может повлиять на репутацию уважаемых людей (в двух моих заявлениях я написала имена людей, о которых рассказал ребенок, с просьбой проверить, правда ли то, что он рассказал о них).

В итоге, врач была не согласна с решением Барневарн и пришла к выводу, что я здорова, но в стрессе, и способна позаботиться о детях (через пару дней я получила бумагу об этом). Однако сотрудница органов по защите детей заявила, что менять что-либо поздно, детей уже разместили в приемной семье. Она привезла меня к Родхюсу (своего рода мэрия) в соседний город, где была контора Барневарн, на своей машине.

Когда машина остановилась, то эта дама сказала, что сейчас мне надо позвонить в детский сад и в школу и извиниться, а потом забрать документы об изнасиловании из полиции, после этого я смогу получить детей. В ту минуту я думала только о детях, которых куда-то увезли, взяла свой мобильный, наговорила на автоответчик учителю, что я извиняюсь (хотя я еще не знала, за что точно, письмо с обвинением я получила через несколько дней; из него выяснилось, что Барневарн обвинила меня в том, что я подозревала, что в школе и в саду – педофильная сеть, хотя на самом деле я передавала только слова ребенка об отце и его приближении), а потом набрала директора детского сада и тоже принесла извинения. Спросила, пойдем ли мы сейчас в полицию? Дама ответила, что это не требуется, потому как она получила от меня бумагу на «снятие профессиональной тайны» в полиции и теперь у нее полная власть надо мной, поэтому она все сделает и уберет бумаги из моего дела сама. После этого она велела мне пересеть в мою машину и ехать в Осло в кризис-центр за вещами. Детей она не вернула. Напоследок сказала только, что вечером она бросит мне в почтовый ящик приглашение на прошедшую уже сегодняшнюю встречу в 9 утра в Барневарн.

Я проехала только 45 километров, как мне позвонила старшая сотрудница Барневарн с приказом немедленно возвращаться обратно. Я развернулась и поехала в Родхюс (он находится в 10 километрах от моей деревни, примерно в 60 км от Осло). Было уже около 4-х дня, когда конторы закрываются. Я позвонила адвокату, который не мог приехать и помочь мне, но посоветовал ничего не подписывать и требовать переводчика. Телефон сотрудников Барневарн не отвечал, поэтому пришлось ехать обратно.

Родхюс был закрыт. Но старшая сотрудница, защищающая детей, ждала меня после окончания рабочего дня. Она показала мне бумагу из двух абзацев с юридическими формулировками, на вид вполне нейтральную, и попросила подписать. Я попросила перевести мне эту бумагу на русский язык и объяснить процедуру отбирания детей. Сотрудница, полагая, видимо, что после трех раз руления до Осло и обратно я должна была бы созреть до подписания любой бумаги, рассердилась и сказала, что тогда она составит совсем другой документ.

Адвокат пояснил мне до этого по телефону, что детей могут отобрать и без подписания родителями бумаг, но тогда эти бумаги должны утверждаться вышестоящей инстанцией. На это утверждение, как пояснил адвокат, понадобится некоторое время.

После этого мне надо было снова ехать в Осло, забрать вещи, и в пятый раз за этот день вести машину из Осло домой в мою деревню, 50 километров.

Был уже поздний вечер, когда я добралась домой. В почтовый ящик действительно бросили запоздалое письмо без штампа с приглашением явиться, сегодня, 8 марта 2011 года в 9 утра в Барневарн с детьми. Такого рода уведомление Барневарн должна была отправить мне загодя, а не после того, как забрали детей.

Детей забрали 8 марта между часом и двумя дня. В той одежде и с теми игрушками, которые были у маленького сына с собой, на встрече с Барневарн. Поскольку детей забрали без предупреждения, в авральном порядке, то у них не было даже зубных щеток и запасных трусов, ничего не было, только то, во что они были одеты. Как я рассказывала, нас сначала разделили, а потом детей увезли в не известном для меня направлении. Приемная семья не водила детей ни в детский сад, ни в школу. Детей забрали во вторник, новую одежду им купили только в пятницу. До этого им выдали поношенную одежду, которая была в приемной семье.

10 марта я была на экспертизе у психиатров в районном центре. Со мной разговаривали около часа два специалиста, один из которых устно сказал мне в конце беседы, что не видит оснований для отбирания детей, что я в стрессе, но здорова. Врачи сказали, что позвонят в Барневарн, но на подготовку заключения уйдет несколько дней, поэтому прямо сегодня детей не вернут, придется подождать.

11 марта адвокат направил жалобу в вышестоящую инстанцию с просьбой вернуть детей, так как мать здорова.

11 марта утром сотрудник Барневарн позвонила мне и сообщила, что вышестоящая инстанция одобрила решение местного отделения органов по защите детей о размещении моих сыновей в приемной семье, где они и будут проживать с этого дня. И добавила, что с 11 марта мне запрещено звонить младшему сыну (до этого мне дали номер мобильного телефона хозяйки приемной семьи), и что теперь Барневарн установила, что я могу звонить ему не чаще чем раз в два дня, то есть следующий разрешенный звонок будет в воскресенье 13 марта в 14.00, а потом, соответственно, во вторник. Старший сын имел с собой мобильный телефон, с которого ему в этот день тоже запретили звонить мне.

Эта же дама попросила привезти вещи детям и все для соревнований по теннису. Барневарн намеревалась везти старшего сына на соревнования по теннису, куда мы записались заранее, но не оплатили участие. Теперь Барневарн настаивала на проплате. Соревнования проходили на другой стороне Осло, то есть примерно в 70-80 километрах от приемного дома. Сын играл в 20.00 вечера 11 марта и в 10 утра 13 марта.

Со слов детей, 11 марта в 16.00 детей сначала отвезли в районный центр за 50 километров, чтобы купить им новую одежду (одежда в наличии), там разделили. Старшего сына глава приемной семьи около 18 часов отвез на соревнования, откуда ребенок вернулся только в 22.00. Младшего же сына после шопинга увезли в неизвестном направлении. Со слов ребенка он встречался с отцом и, возможно, другими. Старший сын слышал, как в 3 часа ночи кого-то привезли.

12 марта, по рассказам старшего сына, младший брат играл только лежа пластом на полу, его рвало, он не позволял до себя дотрагиваться и стонал от боли. С 12 до 15 часов младшего сына опять увезли куда-то одного, сказав, что на футбол. По словам детей, оба брата в эти дни часто плакали и просились домой.

13 марта утром обоих детей возили за 80 километров на соревнования по теннису (есть таблицы участников в интернете).

Только в первый день оба брата спали в одной детской. Потом детей разделили и в комнате с младшим сыном спала хозяйка приемной семьи. Впоследствии русское посольство в Норвегии помогло мне подготовить запрос в Барневарн о том, куда и на каком основании, возили моих детей в пятницу, 11 марта, и в субботу, 12 марта. Я написала запрос на имя директора Барневарн нашей коммуны. Но ответ написал не директор, а все та же дама, которая вела мое дело в этой конторе. Она ответила, что детей действительно забирали у меня, но никуда и никогда не возили. Этот ответ я отправила в посольство вместе с документами, подтверждающими, что их все-таки вывозили и куда именно.

Я позвонила в 14.00 в воскресенье, когда был разрешен звонок. Дети были чрезвычайно взволнованы. Я сказала, что буду звонить адвокату и в прессу. Потому что запреты на звонки не дают мне возможности услышать, что дети живы.

14 марта в понедельник мне позвонили из Барневарн и сообщили, что в 15.00 вернут детей, без каких бы то ни было комментариев. Детей, действительно, привезли домой ко мне на квартиру две сотрудницы Барневарн.

http://gidepark.ru/user/3961007793/article/351748