Заявления в полицию: 1-7 марта 2011 года

21 мая 2011 в 23:43

Большое спасибо всем за ваши советы в комментариях к статьям. Попробую им следовать и рассказывать только о происходящих событиях, убирая эмоции и суждения.  На некоторые комментарии я не отвечаю либо потому, что поднятые в них вопросы будут освещаться в следующих статьях, либо потому, что я пока не знаю на них ответов.

1 марта нас пригласили в Барневарн, так называются в Норвегии органы по защите детей. Мишу забрала сотрудница в соседнюю комнату поиграть и она подтвердила мне, что сын ей рассказал, что «папа побил его вчера». Поскольку ребенок только учится конкретизировать информацию по времени, то в его интерпретации "вчера" означает «раньше», «в прошлом». Но он без меня в отдельной комнате рассказал это сотрудникам защищающей детей организации, и я подумала, что теперь-то нам помогут.

Напомню, что за день до этого 28 февраля между 14:20 и 14:40 отец приходил в детский сад и на вопрос, делал ли папа ему больно в детском саду, сын ответил, что отец ущипнул его за спину, но очень сильно. Ребенок даже показал мне, как это было, на моей спине. При этом щипании отец добавил, что если сын расскажет кому-нибудь о том, что случилось, то будет так больно.

2 марта я написала третье заявление в полицию, где рассказала об этом и сообщала о том, что нашла даты, когда сын был предположительно избит отцом.

Дело в том, что в конце ноября сын болел и я брала больничный. Вот этот-то больничный я и разыскала с датами, диагнозом и подписью детского участкового врача. Отец брал его на выходные, а поскольку я должна была после выходных уже выйти на работу, то я попросила присмотреть за сыном еще в понедельник и вторник. Было это с 26 по 30 ноября.

Отец забрал сына на автозаправочной станции в 11 утра в пятницу 26 ноября и должен был вернуть мне его во вторник 30 ноября в 19.30 вечера. Но задержался и вернул ребенка около 21.00 вечера. Мы со старшим сыном все это время его ждали. Телефон мужа все эти дни не отвечал. Он позвонил мне только в день возвращения ребенка за полчаса до назначенного времени возвращения. Я подробно описала в заявлении эту ситуацию с исчезновением мужа со связи и с заменой телефона.

Первое, что сказал мне ребенок тогда, сев в детское кресло машины, что папа ударил его, но сказал «извини». И сразу после этого, что папа возил его далеко-далеко по Норвегии.

Я сильно возмутилась, потому что было минус 26 градусов и возить простуженного ребенка в машине 5 дней по стране было просто безответственно.

На следующий день, когда я была на работе, отец пришел в детский сад с игрушечной машинкой. Через день отец опять пришел в детский сад с подарочком. Меня это тоже очень смутило, потому что он редко покупал что-то сыну. А если и покупал, то не отдавал мне в дом, все держал у себя. Или просил вернуть ему при следующей встрече.

Итак, 1 и 2 декабря он навещал сына в саду, чтобы посидеть с ним 10 минут в коридоре и шептал ему что-то на ухо.

Все это настораживало. После поездки по Норвегии ребенок отказывался ложиться спать, кричал по ночам. Я неоднократно рассказывала сотрудникам детского сада о том, что ребенок ведет себя беспокойно после встреч с отцом в детском саду, но они упорно не отмечали никакой разницы в поведении ребенка после встреч с отцом. В тот раз период восстановления затянулся на две недели.

И вот, наконец, днем 1 марта ребенок спонтанно рассказал мне, что отец сделал больно его «писюнчику». На детском языке это прозвучало как «папа сломал мне писюнчик».

В заявлении, которое я отнесла в отделение на следующий день, я просила заслушать ребенка как можно скорее, направить его на медицинскую и психологическую экспертизу.

В Барневарн, куда я позвонила  сразу после рассказа ребенка, мне посоветовали записать все в виде диалогов, как это было в реальности. Что я и сделала, надеясь, что это поможет специалистам восстановить истину.

Также я сообщила полиции, что бывший муж вызвал меня на встречу в контору по делам семьи на раздел ребенка 24 марта в 10 утра, я спросила совета, что мне делать в связи с тем, что мое заявление рассматривается в полиции? Полицейские мне ничего не ответили.

Еще я сообщила полиции, что 1 марта в 15 часов ко мне домой заходила коллега с работы. Наши дети ходили в один детский сад, поэтому мой сын доверяет этой даме. Он сказал ей, что его «папа – динозавр». И добавил, что папа совсем как динозавр, когда бьет его. Потому что, когда папа его бьет, он кричит, как динозавр. Это было похоже на правду, потому что когда мой бывший муж бил моего старшего сына, то потеряв контроль, он всегда дико кричал. Но через секунду, как ни в чем не бывало, говорил «извини».

Я видела это своими глазами раз 5. И это вызывало во мне страх и ужас.

В том же заявлении я попросила ускорить выдачу запрета на встречи отца с сыном, до тех пор пока не будет найдено иное юридическое решение, которое обеспечит безопасность ребенка.

              Я отнесла еще несколько заявлений в полицию 3, 4 и 7 марта с рассказами ребенка о том, что принято называть сексуальным насилием.

Комментарии Ирины

Когда мой бывший муж поднимал руку на моего старшего сына, то я с детьми именно поэтому и сбежала от него в кризис-центр. А оттуда мы съехали на квартиру и стали жить отдельно. Я подала в полицию на запрет на визиты к детям, и это помогло. Примерно год он нас не трогал и обходил стороной. Затем, когда один из адвокатов сказал, что даже если избиение было год назад, то все равно надо об этом заявить, то я так и сделала. Моего старшего сына заслушали в полиции, и он сказал, что рассказывает об избиениях, чтобы защитить младшего брата. Мой старший сын был рад, что его услышали. 
После заслушивания старшего сына в полиции прошло много времени, а мне все еще звонили и звонили, чтобы я искала доказательства. И однажды я по телефону сказала полицейскому, что уже не верю в то, что мне кто-то поможет. Полицейский попросил повторить это по мейл, чтобы он закрыл дело. И дело закрыли. Мы хотели жить спокойно, хотели забыть этот кошмар, начать новую жизнь. В кризис-центре в Осло мы были. Я расскажу об этом в следующей статье. Замечу только, что когда я сказала в кризис-центре об изнасиловании, то это было воспринято как бред.

Уважаемая Ольга W. Спасибо за Ваш комментарий.
Я, как и Вы, была наслышана о строгостях Барневарн в отношении малейших проявлений насилия над детьми. Именно поэтому я и обратилась в эту организацию за помощью. Барневарн послала нас в кризис-центр. И я там рассказала мою историю. Но реакция была не менее странной. Я обратилась в полицию. Дело закрыли за неимением доказательств. При том, что ребенок рассказывал об избиении в саду и другим людям. Дело в том, что, как мне объяснили, если я разведена, хочу поделить ребенка и к тому же русская, то шансы быть услышанной и получить помощь невелики. Я все еще верю в правовую систему Норвегии. И верю, что ребенка, которого избил отец и сделал нечто большее с ним, можно призвать к ответственности. Посмотрите ссылку, пожалуйста: http://www.rian.ru/society/20110522/378221789.html
Моя история - не вымысел. Просто мне не повезло, и именно мой сын стал тем самым десятым из грустной статистики Европы. У меня к Вам вопрос и ко всем читателям. А как бы Вы поступили, если бы Ваш четырехлетний сын рассказал Вам такое? 

Анне, спасибо за ссылки. Буду звонить и писать. Факт насилия есть. Регистрировать не хотят.

Я дважды обращалась в криминальную полицию. И мой адвокат лично с Крипосом связывался по телефону. Это ничего не изменило.

Спасибо, Ольга. Мне важна любая помощь. У меня нет ни одного отказа. Мне ни разу не написали. Не вызвали в полицию. Адвокат посоветовал с полицией больше не контактировать, итак много написала. Ребенок писается и какается в штанишки. Показала участковому. Ребенок врачу сказал причину, про папу открытым текстом. Есть запись в меджурнале. Два месяца вместе с участковым врачом добивались освидетельствования в Уллеволе. Барневарн с самого начала сказала Уллеволу, что не было насилия, не зарегистрировано. Но когда 6 мая посмотрели - ничего не нашли. Врач предложил обследоваться на запор. В поликлинике велась аудио-запись. Ребенок сказал про папу. Этого свидетельства ребенка нет в меджурнале. Но это слышал переводчик, медсестра, врач, мать и независимый эксперт-психолог, которого я взяла на встречу.

Независимый психолог - специалист по педофилии из Италии, русскоговорящая, 10 лет работает экспертом в судебных процессах по подобным делам с детьми. Она однозначно заключила, что насилие имело место и ребенка надо срочно обследовать. Я уже 2 месяца добивалась осмотра в БЮПе. Получила приглашение, на первое собеседование без ребенка в конце мая. Сотрудница барневарн, которая ведет мое дело, - подруга бывшей жены номер 2 моего бывшего мужа и его хорошая знакомая. Поэтому она поддерживает отца. В сущности, она "инхабиль" - не может вести дело. Но как и куда мне надо сообщить об этом?

Спасибо, Ольга.
Вы действительно боец, восхищаюсь.
Я вчера отправила документы в прокуратуру. Так что вам правильно все рассказали.
Благодаря вмешательству жителей Норвегии и вас лично, Ольга, теперь можно
надеяться, что дело не положат под сукно и расследуют более внимательно.

Здравствуйте, Анастасия.
Действительно, по норвежским законам отец должен продолжать видеться с ребенком.
Разумеется, с таким же русским менталитетом как и вы, я не могу понять, как система может позволять это. 
Но действует презумпция невиновности. К тому же, моему ребенку и мне почти никто здесь не верит.
Сейчас отец подал в суд, чтобы отобрать у меня сына навсегда. И потребовал, чтобы власти запретили мне покидать страну. Ситуация ужасная. Паспорт сына выдадут тому из родителей, кому он достанется после
суда. Я пробовала подключить общественные организации Норвегии.
Пока все так или иначе поддерживают норвежского отца.

К сожаленью, система в Европе и в Норвегии, в частности, работает так. Дети должны видеться с обоими родителями до суда. И после суда тоже. Даже, если отец в тюрьме. Мать, по словам знакомых, обязана привозить ему дитя на свидание 4 раза в год. Адвокат ничего сделать не может, потому что таков закон и его менять никто не собирается. Боится ли Миша отца? Да. Когда отец приходил в детский сад, ребенок описался. А потом и обкакался. И спал плохо еще неделю.

В 2009 году я обращалась в полицию с заявлением о том, что мой бывший муж избивал моего старшего сына и угрожал нас всех убить. Ребенок был заслушан судьей и просил защитить маленького брата от отца. Но этого было недостаточно.